— Что из сказанного мною вызвало у вас сомнения?
Мистик коротко и хрипло рассмеялся, не отводя взгляда.
— Некоторые вещи… становятся очевидны для любого, кто уже побывал за гранью. Сейчас я вижу перед собой самоубийцу. Я должен знать причину. Для начала. Чтобы понять, что можно сделать, чтобы не дать вам взвалить на себя еще и этот грех.
— К завтрашнему… вернее, уже сегодняшнему утру найти другой способ добыть информацию. Я не шучу.
— Мы не настолько стеснены во времени. Подыщите более правдоподобное объяснение. А еще лучше — скажите правду.
— Вы — может быть, и нет. А я не могу откладывать выбор или избегать его, если уж он предо мной встал.
— Вы хотите сказать, что намерены пожертвовать собой по велению долга?
— Неужели вы подумали, что по собственной прихоти? Давайте прекратим этот бесполезный разговор. И попрошу вас не тревожить понапрасну коллег. Я сделаю то, что должен, и вы не будете мне мешать.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему вы должны умереть и почему вам нельзя в этом помешать?
Макс выругался.
— Я еще Шеллара считал занудой! Ну как вам доступно объяснить… Этого требуют боги. Такое объяснение вас устроит?
— Ваши боги настолько жестоки?
— Нет!.. Да чтоб вас… Объясняю еще доступнее. Однажды я здорово согрешил. Всякие наказания от наших богов прилетают не в посмертии, а сразу при жизни. Поскольку все это я натворил ради сына, прилетит нам обоим. У меня есть шанс искупить свою вину. Для этого я должен однажды — и никакой хрен не знает, когда именно, — сделать правильный выбор. И сейчас, когда мне пришлось выбирать между спасением мира и собственной жизнью, я не имею права поступить иначе.
Пристальный взгляд упрямого святого чуть потеплел и расслабился.
— Значит, главное — сделать выбор, и, коль вы его уже сделали, теперь не столь важно, умрете вы в итоге или нет?
— Разумеется, — раздраженно отозвался Макс, теребя косу. — Если Скаррона вдруг настигнет приступ слабоумия и он позабудет воспользоваться возможностью, я не стану напрашиваться. Но такую вероятность не стоит даже рассматривать. А теперь отведите меня наконец, куда я просил. Я и в самом деле хочу спать.
Больше возражений не последовало — видимо, почтенный мэтр счел объяснение понятным и приемлемым.
Если бы старгородские заговорщики видели гиганта мысли и отца русской демократии в эту критическую для него минуту, то, надо думать, тайный союз «Меча и орала» прекратил бы свое существование.
И. Ильфу Е. Петров
Солнце медленно поднималось над испуганно притихшим городом, над перепаханным и вытоптанным парком, над полуразрушенным дворцом и чудом уцелевшей Центральной башней. Честно говоря, Кира забралась сюда вовсе не для того, чтобы получше оценить масштабы разрушений и заново, с их учетом, изучить диспозицию. И даже не для того, чтобы поговорить с Кантором, — он все равно еще спал, и можно было ручаться, что, проснувшись, первым делом нашел бы ее величество независимо от того, какими окажутся новости. Ей просто хотелось побыть одной. Чтобы никто не лез ни с сочувствиями, ни с дурацкими вопросами, не говоря уж о чем похуже. Попытайся кто-то в такую минуту еще и предъявить ей претензии, весьма вероятно, что это оказались бы последние претензии в жизни неосмотрительного предъявителя.
На развалинах башни уже кипела работа. Гномы еще вчера смонтировали подъемные устройства и принялись разбирать завал. На ночь пришлось сделать перерыв, но едва в предрассветной серости стало возможно отличить доску от кирпича, работа закипела с новой силой. Сомнительно, чтобы им удалось отыскать кого-то живого, но, по крайней мере, можно будет точно выяснить, сколько людей там погибло и кто именно. Даже если у Кантора все получится с первого раза, Ольга с Шелларом были не единственными людьми в этой башне.
Кира невольно покосилась на Кантора, пытаясь уверить скребущих на душе кошек, что она все равно ничего не могла поделать. Когда вчера, едва лишь спустились сумерки, он без предупреждений и объяснений вдруг бросил работу и куда-то направился, игнорируя любые вопросы, пожалуй, только она поняла, куда и зачем. Но не остановила. И прочим велела не трогать и не вмешиваться. Да, она знала, что магический поиск — очень рискованное занятие, если не знаешь, жив искомый объект или мертв. И что, если не повезет, можно и вовсе не проснуться. Но что можно было сделать? Напомнить об опасности? Как будто Кантор сам не понимал, чем рискует, и не шел на это сознательно, решив, наверное, что если случилось худшее — то и жить не стоит. Запретить в приказном порядке, чтобы еще и послал прилюдно? Или связать и насильно не давать спать? Так ведь человек — не машина, все равно рано или поздно организм не выдержит и отключится. И все равно такое чувство, будто виновата.
Кира в который раз присмотрелась к спящему Кантору, ловя едва слышное дыхание и борясь с желанием разбудить его прямо сейчас. Просто чтобы удостовериться, что он не только жив, но и в своем уме и вообще способен проснуться. Ну и поскорей узнать, что же интересного он выходил в своих снах.
Пока она колебалась, не нарушит ли насильственное пробуждение какую-нибудь тонкую магию и вообще не будет ли это свинством с ее стороны, вмешалась судьба, приняв на этот раз облик толстенной балки, которая сорвалась с крюков и с оглушительным грохотом рухнула туда, откуда ее пытались поднять.
Кантор встрепенулся и сел, обводя ошалелым взглядом развалины с копошащимися гномами.